Даниэль представления не имел, сколько просидел в опустевшем гулком Соборе, из которого ушла жизнь. Время стало текучим и бессмысленным, огибая его и больше не увлекая за собой вниз по течению от прошлого к будущему. Никогда прежде он никакого не терял - и это оказалось больно, так больно. Хотелось забиться куда-нибудь, спрятаться, переждать, перетерпеть эту боль в робкой надежде, что когда-нибудь она немного утихнет. Но никто не подарит ему незаслуженного облегчения, ему предстоит жить с памятью о совершенном. С памятью о печальной, одинокой женщине с пепельными локонами, хотевшей от жизни так немного. Женщине, чью жизнь он мог спасти. Женщине, которая могла бы остаться рядом с ним - навсегда. Ему не дано избавится от воспоминания, неподъемным камнем отяготившего его совесть. Он клял себя за то, что не выкроил четверти часа для Евы - четверти часа, которые могли бы все изменить.
- Данковский? Вы - мэтр Даниил Данковский?
Бакалавр нехотя поднял голову. Ему понадобилось какое-то время, чтобы придти в себя и осознать, что его настойчиво окликают. Лицо обращавшегося к нему человека закрывал раструб гигиенической маски, он был облачен в темно-зеленый прорезиненный балахон с натуго затянутым капюшоном и завязанными рукавами. К балахону был пришпилен массивный значок, украшенным изображением атакующего ястреба на фоне восходящего солнца.
- Да, это я, - шершавый язык тяжело ворочался во рту, произнося невнятные слова. Даниэль откашлялся и повторил уже тверже: - Да, я бакалавр Данковский.
- Вы ранены? Больны? - спросил гвардеец. Голос его звучал озабоченно, но несколько невнятно из-за закрывающей рот маски.
- Нет. Просто очень устал.
- Нам приказано разыскать вас и доставить в Управу. Вы можете идти?
- Кем приказано? - не то, чтобы это всерьез интересовало бакалавра, ему требовалось заново привыкнуть к тому, что он в силах говорить. - Инквизитором Лилич?
читать дальше- Генералом Пеплом. Мадам Лилич сейчас находится в Управе - она передала генералу ваши исследования касательно этой болезни, Песчанки, и посоветовала, где вас искать, - гвардеец казался Данковскому слегка нереальным, порожденным его собственным рассудком, утратившим способность логично соображать. - Генерал ознакомился с документами и желает увидеть вас. Немедленно. Идемте, мэтр.
Оказалось, что день уже перевалил за середину - было часа два или три. Нагруженную зелеными ящиками с динамитом телегу откатили в дальний угол площади, чтобы не мозолила глаза. Наблюдатели исчезли. За Станцией что-то полыхало, яростно и жарко, выплевывая длинные языки огня.
- Что там горит? - спросил Данковский, когда пламя взлетело особенно высоко и до людей около Собора дошел отдаленный низкий гул.
- Склады. Огнеметная бригада по приказу генерала выжигает их, как особо опасный источник заразы, - бесстрастно сообщил гвардеец. - Эвакуация людей проведена согласно установленному протоколу, ветхие здания уничтожаются.
«Уцелел ли кто после их эвакуации… Может, Гриф сообразил увести своих людей в Степь? Вряд ли. Склады были их домом, и контрабандисты наверняка защищали свои владения до последнего. Прощай, Влад. Теперь - прощай навсегда».
- Вы привезли с собой медиков? - медленно, но верно жизнь брала свое. Бакалавр приходил в себя, пытаясь восстановить картину прошедших мимо него событий.
- Да, - последовал краткий ответ. - Не волнуйтесь. К вечеру Город будет полностью под контролем. Мы разберемся с этой проблемой.
«Именно этого я и опасаюсь», - они прошли мимо Театра, громоздившимся обугленным айсбергом за прозрачной витой решеткой. Часть крыши и задней стены рухнула грудой кирпичей и искореженных железных листов. Торчали обломанные и еще курившиеся дымом балки, разграничивавшие наполовину срезанные внутренние помещения - черные от копоти, вылизанные огнем. Превратившиеся в крошащийся уголь предметы - приглядевшись, еще можно было угадать их первоначальное предназначение. Вот это стол с зеркальным трельяжем, это - массивный и потому не прогоревший до конца шкаф, это - повисшая над пропастью больничная койка… Нет Госпиталя, и больше нет Стаха Рубина, так надеявшегося спасти своих пациентов. Его тела так и не нашли. Бывшие пациенты Госпиталя и врачи не знали, куда идти – и обосновались в обширном сквере позади Театра, расставив под облетевшими деревьями уцелевшие кровати и натянув над ними шатры из бывших декораций. Жалкий, скукожившийся лагерь, многие из обитателей которого уже были заражены вирусом Язвы.
«Любопытно, кем я сейчас считаюсь. Арестованным? Вроде нет. Задержанным до выяснения обстоятельств - или рядовым гражданином, которого пожелал увидеть господин генерал?» - отобранный у Хана обрез, который Данковский сунул под кардиган и небрежно прицепил к поясу, больно стукнул его по ноге.
За Театром маленькая каменная лестница, зажатая между двумя домами, выводила прямиком к городской Управе - трехэтажному зданию унылого вида, возведенному точно в согласии со столичными предписаниями касательно надлежащего внешнего вида казенных учреждений. По обширному двору Управы сновали гвардейцы Бригады, выглядевшие до чрезвычайности энергичными и компетентными - в зеленых гигроскопических масках или марлевых повязках, в однообразных защитных балахонах, перчатках и резиновых бахилах, натянутых поверх сапог. Деловито натягивались брезентовые шатры, перетаскивались цинковые ящики и бочки с надписью «Соблюдать противопожарную безопасность!». Сколько Данковский не всматривался, он не заметил нигде ни малейших признаков разворачиваемого полевого госпиталя и ни одного лица, носившего на рукаве белую повязку с красным крестом. Зато из Управы активно вытаскивались ящики, набитые папками с наклейками «Городской архив».
«А ведь они боятся, - неожиданно осознал Даниэль. - Они ужасно напуганы. Им сказали, что предстоит рейд в район, охваченный эпидемией неясного происхождения. Если бы им предстояло иметь дело с очевидным врагом - сепаратистами, армией Конфедерации, анархистами из бригад Стаматина или горожанами, слишком вольно трактующими слово «демократия», как на Белом Побережье, они бы прекрасно знали, что и как. Но у нас - болезнь. Рассеянная в воздухе, неуловимая, смертельная. Подкарауливающая за каждым углом, притаившаяся в каждом предмете, в глотке воды или воздуха. Их пальцы дрожат на курках, они готовы в любой миг открыть стрельбу, не ожидая команды. Чем там занят Бурах, успеет ли он? Или менху был прав - все наши усилия изначально были обречены на провал? Городу вынесли приговор в первые же дни эпидемии».
Бакалавр знал, как выглядит прибывший в Город генерал - его фотографии и портреты достаточно часто публиковались в столичных газетах. Вдобавок Пепел выступал перед слушателями военной кафедры в Университете, и Данковский не мог устоять перед возможностью взглянуть на столь одиозную личность - задав заодно пару колких вопросов с подвохом, заставивших генерала хоть на миг, да утратить хваленое самообладание.
Александр Пепел до смешного походил на идеализированное воплощение отважного героя из фильмов о Второй Смуте. Образцово-показательный военный с идеальной выправкой, худощавым скуластым лицом и коротко остриженными светло-серыми, почти серебристыми волосами. То ли рано поседел, то ли от рождения обладал столь эффектным цветом шевелюры. Голубые, чуть навыкате, глаза могли даже показаться добродушными - особенно сейчас, когда он стоял неподалеку от широкого крыльца Управы, беседуя с дамой и смеясь. Как и его подчиненные, Пепел натянул бесформенный балахон, но свою маску держал в руке, небрежно помахивая ею.
Даму бакалавр тоже знал. Да и как было не признать ослепительную белокурую красотку, столичную яркую бабочку в модной шляпке с пером на тщательно уложенных золотых кудрях и длинном приталенном дорожном пальто малахитового оттенка? Анна Ангел что-то говорила - а Пепел улыбался и отрицательно качал головой, вызывая сдержанное недовольство своей собеседницы. На ступеньках под присмотром скучающего гвардейца выстроились рядком несколько внушительного вида клетчатых чемоданов и саквояжей - мадемуазель Ангел не намеревалась более радовать Город своим присутствием.
«Они знакомы. Знакомы давно и хорошо. Нет, не просто знакомы. Она работает на него, - Данковский не знал, откуда к нему приходят внезапные мгновения прозрений. Может, он обрел талант к тому, что Бурах и Капелла именовали расплывчатым эзотерическим термином «видеть линии»? Или просто очнулась дремавшая интуиция ученого, позволявшая делать точные умозаключения на основе множества рассыпанных фактов и намеков? - Анна приехала в Город вовсе не в поисках ангажемента и не повинуясь ностальгическим воспоминаниям о золотом детстве. Ей приказали быть здесь. Она выполнила свое задание - и теперь возвращается в Столицу. Она вернется в свой театр, к поклонникам и прожекторам - а Ева мертва. И не только Ева. Сколько еще жизней на ее совести?»
Стремление подойти к певице и бросить ей в лицо обвинение было сильнее доводов логики и соображений собственной безопасности. Даниэль знал, что ему нечем подтвердить свои слова, что формально Ангел - такая же жертва эпидемии, как и прочие горожане. Но бакалавр не мог равнодушно смотреть на кукольное личико Анны с тщательно подкрашенными губками, понимая, что должен немедленно что-то сделать. Прямо сейчас.
Он сделал шаг в сторону стоящей на ступеньках пары - и увидел быстро приближавшуюся со стороны набережной женщину. Молодую симпатичную женщину с вызывающе короткой стрижкой, в черной блестящей курточке и черных же широких брюках, заправленных в полусапожки. Под мышкой девушка несла толстую казенную папку, а ее целеустремленный вид говорил о том, что она имеет полное право находиться здесь. Возможно, работает в Управе и сейчас торопится с исполнением возложенного на нее поручения - и гвардейцам не пришло в голову задержать ее. Женщина пересекала двор, лавируя между ящиками, Даниэль запоздало признал в ней Юлию Люричеву. Юлию, переодетую анархисткой из фильма, с сосредоточенным лицом и сжатыми в узкую нитку губами.
Ей оставалось пройти до крыльца не больше десяти шагов. Юлия резко отшвырнула папку - кружась, разлетелись белые пустые листы бумаги - и в ее вытянутой вперед руке появился маленький, блестящий матовой синевой начищенной стали револьвер «Кобольд». Рука не дрожала, доказывая, что Люричева не первый раз в жизни имеет дело с оружием и прекрасно знает, как им пользоваться.
Звонко щелкнул взводимый курок. Юлия нажала на спуск, но взяла слишком высоко - пуля выбила фонтанчик красной крошки из кирпичей над головами Пепла и Анны. Певица шарахнулась в сторону, быстрым, но совершенно бессмысленным жестом скрестив руки над головой и сбив на землю свою вычурную шляпку. Пепел не бросился к дверям, стоял неподвижно, пристально глядя на приближающуюся девушку с револьвером.
Юлия шла, словно цирковая актерка по туго натянутому канату. Каждый шаг ее сопровождался хлопком выстрела. Она взяла Анну на прицел, она не могла не попасть - с такого малого расстояния и в столь крупную цель, как человек. Выплюнутые «Кобольдом» пули уже расколотили полуподвальное стекло, с тупым хрустящим звуком ударялись в стену Управы, разнесли огромную доску для объявлений - а Анна оставалась невредимой.
Отгремели шесть выстрелов, барабан провернулся вхолостую, курок ударил по пустоте вместо подставленного капсюля. Услышав характерный звук осечки и поняв, что осталась безоружной, Люричева бросила бесполезный «Кобольд». Сунула руку в карман, выхватила нож – самодельный клинок с пестрой наборной рукояткой – и умелым движением замахнулась им снизу вверх, в точности хулиган, берущий свою жертву «на перо».
Анна коротко вскрикнула. Песок под ее ногами взметнулся смерчиком, Даниэль ощутил пробежавшую по двору волну холодного упругого воздуха – и страха. Сковывающего сердце, туманящего рассудок, требующего немедленно бросить все и бежать, бежать как можно дальше. Юлия не завершила своего движения, кончик ножа лишь рассек материю пальто Ангел – и тут кто-то из гвардейцев Пепла выстрелил Люричевой в спину. Ее кожаная куртка разорвалась, Юлия нырнула лицом вперед, прямо на не успевшую уклониться Анну. Женщины отлетели к стене, упали, переплетясь руками и ногами. Юлия, похоже, скончалась сразу - а оказавшаяся под ней Анна несколько ударов сердца билась и хрипела, пытаясь столкнуть с себя тяжелое тело. Даниэль видел ее взметнувшуюся руку в элегантном рукаве с золотыми пуговицами - руку, беспомощно протянутую к Пеплу. Рука упала, Анна больше не шевелилась. Под женщинами начало быстро расплываться черное пятно блестящей крови.
- Мертвы, - констатировал Пепел, склонившись над убитыми. Гвардейцы, громыхая сапогами, поспешно стягивались с разных сторон двора, и генерал раздраженно махнул в их сторону рукой, вполголоса распорядившись: - Уберите это. Да, и это тоже, - он мимоходом пнул носком сапога один из чемоданов певицы, тот закачался, но не упал. Пепел же, утратив всякий интерес к нелепо погибшей знакомой, устремил взгляд на бакалавра: - Мэтр Данковский, я полагаю? Вы на редкость вовремя. У меня есть к вам несколько вопросов - как раз по вашей специализации. Идемте, - он скрылся за внушительного вида двустворчатыми дверями Управы.Глава 23.Оглавление.