«Десять тысяч или около того уцелевших горожан, а мне нужно выбрать из них четверых...» - расставшись с Капеллой и Ханом, бакалавр зашагал вдоль узкой железнодорожной колеи к Городу. Не зная, куда именно направляется и зачем.
Он прошел мимо разрушенной очистительной станции, в недрах которой до сих пор тлела и ужасающе воняла ватная изоляция. Свисавшие вниз, к мутной воде, трубы напоминали пораженные проказой гигантские слоновьи хоботы. Через горбатый мост ползла повозка мортуса - черный креп, тощая лошаденка, с натугой переставляющая ноги. Двое в клювастых масках, вышагивающие по бокам тележки, очертания сваленных грудой тел под холстиной. Тележка подпрыгивала и раскачивалась, верхний ряд тел медленно, но верно съезжал ниже, и с каждым оборотом колеса чья-то тонкая нога в спортивном тапочке все больше и больше высовывалась наружу. Мортусы ехали в Степь, к Ямам - сжигать тела.
Пропустив повозку скорби мимо, Даниэль побрел дальше. Внизу, еле слышно журча, просачивалась между камнями Жилка. В небе надрывались вороны, пока со стороны Жильников кто-то не пальнул по стае из дробовика. Черные силуэты с истошными воплями брызнули в стороны. Одна из птиц описала спираль и грохнулась вниз.
Бакалавр размышлял о Еве Ян. В стремительной круговерти дней Даниэль не находил времени задуматься над тем, как назвать то, что происходит между ним и Евой. Вряд ли это могло называться любовью - бакалавр полагал, что для зарождения настоящего чувства требуется довольно много времени, что необходимо как можно ближе и лучше узнать человека, проникнуться его привычками, его взглядами на жизнь. Здесь… здесь же не было ничего. Просто женщина, у которой он снимал квартиру. Тихая, покладистая, спокойная провинциалочка, обладавшая немудреной житейской сметкой. Она никогда не навязывалась и умела точно угадывать тот момент, когда постоялец желал видеть ее рядом.
Предложение Вероники все больше казалось бакалавру не лишенным здравого смысла. Да, он знаком с малым кругом горожан, и волей-неволей выбирает кандидатуры среди тех, кого знает. Уж лучше подарить возможность выжить тихой уравновешенной девушке, чем мужчине, обрекшему целый город на гибель - в угоду своей прихоти и желанию вырваться из провинции.
читать дальшеТихий и злой голосок совести твердил свое: чем он в таком случае будет лучше того же Ольгимского-младшего?
Так ничего толком и не решив, Данковский сбился с шага, краем глаза заметив в обрамлении каменной арки самую высокую и нелепую из построек Города.
Заинтригованный необычным видом здания, бакалавр в первый же день своего пребывания в Городе сходил взглянуть на диковину поближе.
Выстроенная на насыпном островке посреди Горхона громадная многоярусная башня, составленная из десятка плоских многогранников различных форм и размеров. Она не подходила ни для жилья, ни для торговли, ни для административных либо представительских целей. Многогранник просто был, тонкий в основании, расширяющийся в середине и распускающийся наверху двумя огромными заостренными лепестками. Серый на голубом дневном небе и черный на алом закатном фоне. Каменная облицовка нижних ярусов осыпалась, обнажив железную арматуру. Кое-где красовались грубо намалеванные надписи и чернели пятна копоти.
Через лишенный дверей проем бакалавр зашел внутрь. Увидел обширный вестибюль с овальным куполом, спирально завивающиеся лестницы, запустение, кучи мусора да стайку мальчишек, улизнувших этажом выше.
Ева Ян в ответ на расспросы пожала плечами: дети облюбовали Башню для своих игр едва ли не со дня окончания строительства. Комендант не раз приказывал заколотить двери и окна Многогранника, но беспризорники со Складов все равно проникают внутрь. Цель? Да какая может быть цель у нелепого штыря - выстроенного по прихоти Каиных и оплаченного их средствами? Поначалу горожане надеялись, Башня привлечет в Город туристов. Отпечатали рекламные буклеты, построили гостиницу - но наплыва приезжих так и не дождались. Кому охота тащиться за сотни лиг в глухую провинцию ради того, чтобы полюбоваться на никчемную постройку, пусть и весьма экзотического вида? Вот она и торчит, постепенно рассыпаясь, удивительная и бесполезная. В точности схожая со своим творцом.
Создателя Башни бакалавр знал. Давно и довольно хорошо, хотя в последние годы предпочитал не афишировать свое знакомство. Даниэль считал, что былой университетский однокашник собственными руками копает себе глубокую могилу, хотя мог бы воздвигнуть великолепный памятник. Если бы поменьше злоупотреблял наркотиками на основе твири и коки, и не нырял в поисках вдохновения на самое дно бутылки.
Петр Стаматин. Катящийся к полному безумию гений, поражающий мир то образчиками совершенной красоты, то причудливыми монстрами.
Лет пять-шесть тому начинающий архитектор уверенно делал себе имя и сколотил неплохое состояние на павильонах столичной Выставки Прогресса и грандиозном проекте Хрустального Эмпориума в Бод-Бадере. Он мог бы беспечально прожить до конца жизни, подстригая купоны и свысока поучая юнцов с университетской кафедры Архитектуры и Зодчества.
Однако Стаматин не оправдал возложенных на него надежд. Бросив начатое в Озергане грандиозное строительство международного аэровокзала и разорвав прочие контракты, Петр внезапно умчался сюда, в глушь. Не дав никакого внятного объяснения своему поступку, порвав с знакомцами и разъяренными заказчиками. Купил билет, сел на «Северный экспресс» и укатил в Город.
Где из восходящей звезды столетия обратился стремительно рушащимся с небес метеором. Твирь разъела его мозг, а финансирование безумных проектов до дна истощило кошелек. Заодно оскудели и фамильные счета Каиных, взявшихся рьяно поддерживать воплощение в жизнь бредовых фантазий спивающегося архитектора.
За два года кипучей деятельности Петра Стаматина городские кварталы украсились двумя никуда не ведущими Лестницами-в-Небо, а на западной окраине вырос Многогранник - явленное воочию опровержение законов тяготения. Напиваясь в «Одинокой звезде», Петр всякий раз горячо и бессвязно толковал о своей несравненной Башне. Средоточии Абсолютного Знания, кристалле Универсума, символе единства Мироздания и Космоса, удерживающемся не натяжением паутины идиотских тросов и балок, но волей создателя и могуществом самой Земли.
Последний раз Данковский сталкивался с архитектором дня три или четыре тому, на Променаде. Стаматин с отсутствующим видом брел куда-то, шурша распиханными по карманам свертками чертежей и с регулярностью заводной игрушки прикладываясь к неизменной фляге. Даниэль попытался заговорить с ним, но, кажется, Петр просто его не узнал - шарахнулся и испуганно потрусил дальше.
Разыскать его? В конце концов, человека можно вылечить от пристрастия к алкоголю и опиуму - даже против его желания. Где-то в душе Стаматина живет и сияет маленькая искорка потрясающего таланта, способность делать фантастические грезы реальностью. Будет ужасно, невыразимо жаль, если эта искорка сгинет за просто так...
Только где и как разыскать человека, у которого не все в порядке с головой? Одно время Стаматин снимал номер в меблированных комнатах «Степные тропы», но дешевые меблирашки сгорели до основания. Он мог перебраться в любой из брошенных домов, их в городе несколько сотен. Не возвращаться же опять на кладбище, расспрашивать Ласку? Хотя...
Даниэль вспомнил, что знает подходящий дом со скверной репутацией. Довольно далеко отсюда, в Хребтовке. Приземистое здание облезло-зеленого цвета принадлежало бывшей старшей проводнице «Северного экспресса», по завершении трудов вернувшейся в родные края. Дама приторговывала опиумом и специфическими степными травками, тщетно пытаясь утаить свои маленький бизнес от всевидящего ока Грифа. Сохранить независимость ей не удалось, домик проводницы стал одним из источников, питающих Склады - а в начале эпидемии туда ворвались мародеры, застрелив хозяйку и вынеся все более-менее ценное.
...В занесенном песком и уличной грязью холле дома пахло заброшенностью, безлюдьем, недавней смертью. Песок и обломки на полу, следы от пуль на обоях, тлен и разорение. Данковский аккуратно перешагнул через валявшийся на боку разбитый столик-трельяж, прислушался. С чего он взял, что здесь может кто-то жить? Это даже не склеп, это просто помойка. И крысы пищат.
- Эй... - нерешительно позвал он. Дом подхватил голос, заглушил, утопил в ватном молчании. Конечно, здесь никого нет и быть не может. Бакалавр развернулся, собираясь уйти - и тут в глубинах дома возник быстрый, частый и судорожный стук, словно кто-то в исступлении колотил молотком по деревянной стене, вбивая гвоздь.
Наверное, это было не слишком разумно - мчаться на неведомый звук, могущий быть опасным. Но нервы у Данковского и так были натянуты до предела, а способность мыслить логически временно удалилась в отпуск. Он пробежал по захламленному коридору, угодив в грязную комнатушку с выбитыми стеклами в окнах, залитую ослепительно-оранжевым светом заходящего солнца. Даниэлю потребовалось еще несколько мгновений, чтобы понять - кажущийся странно удлиненным силуэт на фоне окна не касается ногами пола. Нелепо выгнувшееся тело зависло в воздухе, судорожно дергаясь и молотя ногами о стену. В бессмысленной попытке отвратить неизбежное человек обеими руками вцепился в удавку, хрипя и пытаясь втянуть хоть немного воздуха. Посреди комнаты валялся опрокинутый стул с высокой гнутой спиной, довершавший картину попытки самоубийства.
Даниэль не смог вспомнить, когда и как он подтащил стул ближе и вскарабкался на него, чувствуя, как хрустит и прогибается под ногами плетеное сидение. Обхватив несостоявшегося висельника под коленями, он попытался приподнять его, ослабив натяжение веревки. С равным успехом он мог бы вцепиться в тяжеленный бесформенный мешок, набитый рассыпающейся картошкой. В дряблый мешок, от которого тошнотворно воняло гнилью и влагой. Бакалавра замутило, а грузное тело в руках дергалось, угрожая вот-вот столкнуть его с хлипкого стула и закончить начатое. Удавленник не соображал, что у него есть шанс ослабить и скинуть петлю, а может, затянул ее слишком сильно и при всем желании не мог с ней справиться. Даниэль слышал задыхающееся хрипение над своей головой, понимая, что еще пара ударов сердца - и он разожмет руки, веревка натянется и хрип перейдет в предсмертное сипение.
Что-то свистнуло - тонко, пронзительно. Повешенный внезапно обмяк, сделавшись невероятно тяжелым. Стул качнулся, Данковский потерял равновесие и грохнулся на загаженный пол, больно ударившись локтем. Откатился в сторону, оставляя смазанные следы в пыли, и неловко уселся.
Скрючившийся на полу человек надсадно сипел, давясь воздухом и корчась, словно полураздавленное насекомое. Вокруг него плотным облаком висел запах твириновки, к ней примешивалась острая резь непроизвольно выплеснувшейся мочи. Синюшное лицо с черным провалом рта, слепо вытаращенными глазами и криво торчащим носом и в обычные-то дни не отличалось особой привлекательностью, но сейчас и вовсе выглядело отвратительной маской смерти. Машинально поглаживая ушибленный и ноющий локоть, Даниэль поискал взглядом вещь, перерубившую веревку - широкий и тяжелый нож-наваха, глубоко воткнувшийся в противоположную стену.
Бакалавр перевел взгляд на дверной проем, где, привалившись к косяку, красовалась тощая фигура в прорезиненном плаще черно-зеленого цвета. Острые, звериные черты лица, гладко зачесанные назад сальные темные волосы. Человек, с которым бакалавру не хотелось сталкиваться лицом к лицу, и которого жители Города вздернули бы при первой возможности. Однако он был достаточно умен и ловок, чтобы ускользнуть от разъяренных, но туповатых обывателей и ликторов Инквизитора - также как на протяжении десяти лет ускользал от полиции трех соседствующих стран. Пропадая и возникая снова, как дьявольский чертик из коробочки с сюрпризом. Оставляя за собой горящие здания и сошедшие с рельс поезда, вопли, слезы, розыскные листы, отметки в протоколах «тело не поддается опознанию», полицейские ориентировки и размашисто выписанную на закопченных стенах алую букву «А». Анархия, хаос, борьба ради борьбы, безнадежное сражение с закосневшими устоями общества, самодельная бомба в брюхе плюшевого медвежонка, брошенного под колеса правительственного автомобиля. Он нашел себе единомышленников даже здесь, сколотив шайки Поджигателей и устроив Факельную Ночь.
Брат, сторож ли ты брату своему?..
Петр Стаматин, творец. Анджей Стаматин, разрушитель. Анджей, прибывший сюда на одном из последних рейсов «Северного экспресса». Якобы проведать младшего братца.
Даниэль прикинул расстояние до стула - сможет ли он в случае чего схватить сей ветхий предмет мебели и использовать его в качестве своеобразного щита.
- Придурок, - Анджей двигался на удивление тихо и быстро. Просто перемещался из одного места в пространстве в другое, только что был здесь, и его уже нет. Он исчез из дверного проема, возникнув над хрипящим и булькающим Петром, с оттяжкой пнул брата по ребрам и протянул нараспев: - Хренов придурок. Ну какого ляда ему занадобилось лезть в петлю головой, а?
- Не знаю, - Данковский счел, что вопрос относится к нему. - Когда я зашел, он уже болтался между небом и землей.
- Должно быть, нажрался и услышал голоса в своей пустой башке, - у Анджея Стаматина был непривычный взгляд, не задерживающийся ни на чем более нескольких мгновений, и вместе с тем - колюче-цепляющийся, точно шарики чертополоха. Он пересек комнату, пристав на цыпочки и выдернув из стены засевший в дереве нож. - А тебя я знаю. Ты Данковский, столичный бакалавр. Чего тебе тут занадобилось?
- Я разыскивал его, - Даниэль поднялся на ноги, кивнув в сторону несостоявшегося висельника. Тот сумел подползти до стены - должно быть, она представлялась ему самой надежной опорой в мире. Съежившийся Петр тихонечко подвывал себе под нос, скуля, как недобитое животное. Петля с огрызком веревки так и болталась у него на шее. - Хотел поговорить.
- Ну так говори, только не знаю, поймет он или нет. Эй, ты! - рявкнул Анджей. - Хули вешаться вздумал, а?
Зрачки мутных, еле-еле обретших некое подобие осмысленности глаз архитектора с трудом перекатились, уставившись на Анджея. Петр невнятно булькнул, едва шевеля распухшим и не помещавшимся во рту языком. С третьей или четвертой попытки ему наконец удалось вытолкнуть из себя нечто маловразумительное, отчасти похожее по звучанию на «шлак». Или - «шабнак»?
- Шабнак? - переспросил Даниэль. Да что за день такой выдался, все как сговорились поминать через слово песчаную ведьму. - Ты видел Шабнак?
- Она забрала чертежи, - фраза прозвучала на удивление отчетливо и ясно. Стаматину удалось подобрать под себя неуклюже-голенастые конечности. Теперь он напоминал нахохлившуюся птицу - с длинным клювом и торчащими в разные стороны мокрыми перьями. - Все мои чертежи. Забрала и унесла. Сказала, коли мне не удалось возвести дом для чудес, то и жить мне незачем. Я же старался, - неудачливый архитектор судорожно провел рукой по губам, вытирая грязно-желтую слюну. Умоляюще, как побитая собака, покосился на брата и Даниэля. - Я правда старался. Я видел его… ее… Башню, мою сокровищницу тайн, мой мост от земли к небу… Она смеялась, знаете, как она смеется? Как серебряный колокольчик…
- Бредит? - одними губами спросил Данковский.
- А я знаю?.. Может, к нему и вправду заходил некто, удачно сыгравший на его безумии… и на здешних сказочках, - хмыкнул Анджей.
- А чертежи, о которых он упоминал?
- У него по карманам постоянно распиханы какие-то бумаги, - пренебрежительно отмахнулся старший брат архитектора. - Он их постоянно теряет спьяну, потом находит. Может, он вообще это выдумал.
Человеческая руина в обличье Петра Стаматина заунывно оплакивала недостижимую потерю, чудеса, проскользнувшие сквозь пальцы. А ведь совсем недавно в этой голове под всклокоченными, грязными волосами возникали образы невиданных зданий, рождался новый стиль, достойный пережить создателя, радуя взоры потомков. Из пустоты сотворялось нечто, оформляясь в изогнутые вольты и витые колонны, этажи и перекрытия, оконные проемы и лестничные пролеты…
- Он умрет здесь, - негромко сказал Даниэль.
- Мы все сдохнем, - кончиком навахи Анджей старательно вычищал из-под ногтей комочки слежавшейся земли. - Одни раньше, другие позже. Я не против. Мне всегда мечталось умереть в каком-нибудь похожем местечке. Чтобы вокруг все горело и разваливалось.
- Ты - да. А если бы.... если бы была возможность вытащить Петра отсюда? Вернуть обратно в Столицу?
- У него дурь в башке и дурь в душе, - отмахнулся старший Стаматин. Крутанул нож между пальцами и с некоторым интересом воззрился на бакалавра: - Что, правда? Ты можешь вывести его из Города?
Данковский кивнул. Несколько мгновений Анджей размышлял, затем сгреб брата за шиворот и рывком поставил на ноги:
- Ну так пошли. Нечего ему тут делать, в самом-то деле. А не врешь? Смотри, если врешь - порешу и закапывать не стану. Куда идти-то?
- К заставе на Сухом мосту, - бакалавр поразился легкости, с которой было принято решение. А может, так и надо поступать - подчиняясь импульсу, не занимаясь долгим взвешиванием всех «за» и «против»? Анархист-поджигатель не колебался, мгновенно решив чужую судьбу - судьбу человека, который сейчас вяло пытался высвободиться из его хватки.
- Не дури, - голос Анджея, обращавшегося к брату, звучал почти ласково. - Пойдем. И не спорь, мне лучше знать. А чертежи новые нарисуешь, эка беда. Идем, идем. Держись за меня и шагай, левой-правой, левой-правой. Уедешь отсюда, поправишься, перестанешь маяться дурью. Глядишь, выстроишь еще какую-нибудь хреновину.
Петр в панике цеплялся за брата, бормотал что-то неразборчивое, но шел, куда вели. Идти пришлось по задворкам и задним дворам, стараясь не попадаться на глаза патрулям. Иногда из-за плотно занавешенных окон пробивался лучик света, и тогда Даниэль непроизвольно начинал думать о Еве Ян.
Ева. Искушение. Так просто подарить кому-то жизнь, надежду, спасение. Он ведь не злоупотребил данным ему правом, он честно выполнил взятое обещание, отыскав подходящего кандидата. Не его вина, что Капелла с Ханом наотрез отказались уезжать, а братец Вероники не заслуживал ни единого доброго слова.
А Ева... ну, всегда же принято спасать с тонущих кораблей и из горящих домов женщин и детей.
- Анджей, нам нужно заглянуть кое-куда и прихватить еще одного человека.
Глава 9.
Оглавление.
Глава 8. Стаматины: Веревка повешенного
«Десять тысяч или около того уцелевших горожан, а мне нужно выбрать из них четверых...» - расставшись с Капеллой и Ханом, бакалавр зашагал вдоль узкой железнодорожной колеи к Городу. Не зная, куда именно направляется и зачем.
Он прошел мимо разрушенной очистительной станции, в недрах которой до сих пор тлела и ужасающе воняла ватная изоляция. Свисавшие вниз, к мутной воде, трубы напоминали пораженные проказой гигантские слоновьи хоботы. Через горбатый мост ползла повозка мортуса - черный креп, тощая лошаденка, с натугой переставляющая ноги. Двое в клювастых масках, вышагивающие по бокам тележки, очертания сваленных грудой тел под холстиной. Тележка подпрыгивала и раскачивалась, верхний ряд тел медленно, но верно съезжал ниже, и с каждым оборотом колеса чья-то тонкая нога в спортивном тапочке все больше и больше высовывалась наружу. Мортусы ехали в Степь, к Ямам - сжигать тела.
Пропустив повозку скорби мимо, Даниэль побрел дальше. Внизу, еле слышно журча, просачивалась между камнями Жилка. В небе надрывались вороны, пока со стороны Жильников кто-то не пальнул по стае из дробовика. Черные силуэты с истошными воплями брызнули в стороны. Одна из птиц описала спираль и грохнулась вниз.
Бакалавр размышлял о Еве Ян. В стремительной круговерти дней Даниэль не находил времени задуматься над тем, как назвать то, что происходит между ним и Евой. Вряд ли это могло называться любовью - бакалавр полагал, что для зарождения настоящего чувства требуется довольно много времени, что необходимо как можно ближе и лучше узнать человека, проникнуться его привычками, его взглядами на жизнь. Здесь… здесь же не было ничего. Просто женщина, у которой он снимал квартиру. Тихая, покладистая, спокойная провинциалочка, обладавшая немудреной житейской сметкой. Она никогда не навязывалась и умела точно угадывать тот момент, когда постоялец желал видеть ее рядом.
Предложение Вероники все больше казалось бакалавру не лишенным здравого смысла. Да, он знаком с малым кругом горожан, и волей-неволей выбирает кандидатуры среди тех, кого знает. Уж лучше подарить возможность выжить тихой уравновешенной девушке, чем мужчине, обрекшему целый город на гибель - в угоду своей прихоти и желанию вырваться из провинции.
читать дальше
Глава 9.
Оглавление.
Он прошел мимо разрушенной очистительной станции, в недрах которой до сих пор тлела и ужасающе воняла ватная изоляция. Свисавшие вниз, к мутной воде, трубы напоминали пораженные проказой гигантские слоновьи хоботы. Через горбатый мост ползла повозка мортуса - черный креп, тощая лошаденка, с натугой переставляющая ноги. Двое в клювастых масках, вышагивающие по бокам тележки, очертания сваленных грудой тел под холстиной. Тележка подпрыгивала и раскачивалась, верхний ряд тел медленно, но верно съезжал ниже, и с каждым оборотом колеса чья-то тонкая нога в спортивном тапочке все больше и больше высовывалась наружу. Мортусы ехали в Степь, к Ямам - сжигать тела.
Пропустив повозку скорби мимо, Даниэль побрел дальше. Внизу, еле слышно журча, просачивалась между камнями Жилка. В небе надрывались вороны, пока со стороны Жильников кто-то не пальнул по стае из дробовика. Черные силуэты с истошными воплями брызнули в стороны. Одна из птиц описала спираль и грохнулась вниз.
Бакалавр размышлял о Еве Ян. В стремительной круговерти дней Даниэль не находил времени задуматься над тем, как назвать то, что происходит между ним и Евой. Вряд ли это могло называться любовью - бакалавр полагал, что для зарождения настоящего чувства требуется довольно много времени, что необходимо как можно ближе и лучше узнать человека, проникнуться его привычками, его взглядами на жизнь. Здесь… здесь же не было ничего. Просто женщина, у которой он снимал квартиру. Тихая, покладистая, спокойная провинциалочка, обладавшая немудреной житейской сметкой. Она никогда не навязывалась и умела точно угадывать тот момент, когда постоялец желал видеть ее рядом.
Предложение Вероники все больше казалось бакалавру не лишенным здравого смысла. Да, он знаком с малым кругом горожан, и волей-неволей выбирает кандидатуры среди тех, кого знает. Уж лучше подарить возможность выжить тихой уравновешенной девушке, чем мужчине, обрекшему целый город на гибель - в угоду своей прихоти и желанию вырваться из провинции.
читать дальше
Глава 9.
Оглавление.