Около полудня небо затянуло низкими тучами и пошел дождь - мелкий, всепроникающий, пропитавший вельвет куртки гаруспика волглой и липкой теплотой, от которой начинало пробирать невольным ознобом. На углу пораженный Язвой упал прямо под черный зев водосточной трубы. Мутная вода лилась в разверстый рот, человек слабо дергался, захлебываясь. По стенам обгоревших зданий расползлась паутина буро-зеленой плесени, затягивая шлифованный гранит частым переплетением ажурных нитей. Вниз по улице Айян над тротуаром плыл, колышась, сизый Чумной Призрак, вполне разумно заглядывая в уцелевшие окна вторых этажей. Словно искал кого.
Небо отворачивается от земли, Мать Бодхо больше не защищает своих детей.
До прихода Чумы три соседствующих квартала - Кожевенники, Дубильщики и Жильники - были весьма неплохим местом. Несколько однообразные, но аккуратные и приятные взгляду казенные дома для работников заводов Ольгимских. Дворики и палисадники, где летом хлопали развешенные на веревках белые и полосатые простыни. Школа, детские площадки с нежно поскрипывающими качелями на цепи. Лавки, магазинчики, мастерские, трактиры и кафе. Фабрики процветали, и жизнь в городке была не так уж плоха. Скучна и размеренна, как во всяком провинциальном городе, но у большинства обывателей имелась крыша над головой, небольшой вклад в местном банке и уверенность в завтрашнем дне. На скамейках сидели старики, дымили трубками, вспоминая минувшие деньки. Здесь, на открытой террасе, долгими летними вечерами устраивались танцы под аккордеон и скрипку. Играли дети. По набережным гуляли влюбленные парочки. Здесь была жизнь - какая ни есть, но жизнь.
Обычный город, каких полно на карте страны.
Обычный захолустный городишко, окруженный Степью. Степью, испокон веков существовавшей по своим собственным законам, не всегда понятным и разумным. Уроженцы Степи куда лучше разбирались в интонациях мычаний быков и коров, чем в человеческой речи, читая судьбу по звездам и косточкам нерожденных телят. В медных котлах выпаривали и перегоняли твирь - дымную, пепельную, подснежную и кровавую - получая настой, позволявший видеть незримое и разгадывать тайный смысл узора переплетенных линий. Линий судьбы на человеческой ладони, паутины троп в Степи и линий кровяных жил во внутренностях быка.
читать дальшеБурах прошел в стоявшие нараспашку ворота Долгого корпуса Термитника. Его шаги гулко разносились по пустынным, обезлюдевшим цехам. Все остановилось, все замерло: балки с крючьями для разделки туш, вагонетки и тележки. Громыхающие стопки цинковых поддонов, бегущие резиновые ленты подносчиков на роликах, автоматические ножи и зубчатые колеса. Рычаги, цепи, клетки, загоны, кормушки. Бетонный пол с углублениями для стока нечистот, решетки лязгают под ногами. Впитавшийся в железо и камень запах пролитой крови, настолько ощутимый, что его можно резать ножом - он тугой и вязкий, густо-коричневого цвета свернувшейся крови.
После того, как Инквизитор распорядилась отомкнуть ворота боен и вынести трупы, уцелевшие рабочие вместе с семьями перебрались на второй ярус Термитника, в Короткий корпус, попытавшись превратить разделочные цеха в нечто, пригодное для жилья. Люди и посейчас оставались здесь, им было больше некуда идти, большинство лишилось своих домов в Факельную Ночь. Гаруспика провожали взгляды - настороженные, испуганные, полные смятения и робкой надежды. Покачивались развешанные то там, то здесь керосиновые лампы-«молнии», отбрасывая длинные, бесформенные тени, мечущиеся по стенам.
Старейшина Уклада Оюн и его подопечная обитали в бывшей комнате старших смены. Дверь отсутствовала, и когда Бурах откинул занавешивавшую проем мешковину, он обнаружил вполне мирную картину: Оюна, сидевшего на провисшей парусиновой койке, и игравшую на замызганном полу девочку. Девочке на вид было лет семь, у нее светло-каштановые локоны, круглая симпатичная мордашка и яркие блестящие глаза. Она до смешного походила на прелестную куклу, по прихоти мастера игрушек наряженную не в нарядное платье с кружевами и лентами, но в растянутый вязаный свитер с чужого плеча и мальчишеские шаровары. Игрушками ей служили головастые и пучеглазые уродцы, сшитые руками Миши, несколько бычков из лоскутов кожи и меха, и неведомо как угодившая в Термитник кукольная коляска из дорогого магазина. В данный миг девочка безуспешно пыталась с помощью обрывков ленточек запрячь в коляску бычка.
- День добрый, Тая, - поприветствовал девочку Бурах. - Мое почтение Старейшине.
Тая Тычик, дочка не пережившего Факельной Ночи управляющего бойнями Герберта Тычика, вскинула голову, улыбнувшись менху - жизнерадостно и светло, точно в глухой ночи вспыхнул гостеприимный огонек.
- Где ты был? - немедля пожелала узнать она. - Видел ли что-нибудь интересное?
- Инквизитор обвенчала с Конопляной Тетушкой коменданта и старшего Ольгимского, - Артемий привык к тому, что детей Уклада не запугать и не удивить ничем. Тая пережила заточение в Термитнике, смерть стала для нее привычной и будничной. - А еще она намерена взорвать Многогранник. Это мудрый совет ей подал никто иной, как Старейшина. С какой радости?
- Она собирается взорвать Многогранник? - переспросил Оюн. Слова он произносил медленно, словно обдумывая тайный смысл каждой прозвучавшей буквы, отчего складывалось ошибочное впечатление о туповатости Старейшины. Усиливалось впечатление его внешним видом - кряжистый здоровяк средних лет, лобастый и широкогрудый, неуловимо похожий на породистого быка, сильного, но туго соображающего. Покатые плечи и могучие руки выдавали в нем человека, способного без труда сломать подкову или свернуть шею врагу. Оюн носил поношенную куртку с сохранившимся на спине набивным трафаретом «Фабрика Ольгимских» и бычьей головой, порыжевшие от старости кожаные бриджи и высокие охотничьи сапоги.
Оюн, маленькая Тая и угрюмая степнячка Оспина - три этих человека олицетворяли Уклад Степи. Оюн и Оспина вот уже лет десять были предстоятелями и хранителями, затем к ним присоединилась Тая. Ее избрали среди множества детей фабричных рабочих, руководствуясь невесть какими критериями, и сделали маленькой некоронованной принцессой Термитника. Ребенком, которого изо всех сил старались сберечь, накормить, обогреть. И чье маленькое сердечко было готово в ответ полюбить весь мир.
- Да. В подтверждение того, как деятельно она исполняет свою миссию, - Бурах подвинул к себе расшатанный табурет и уселся. - Ты навел ее на мысль сопоставить геодезическую карту Города и чертежи Многогранника. Она полагает, что фундамент башни, как пробка, запер водоносные слои под Горхоном. Там скапливается заразная кровь, несомая течением со скотобоен, и отправляется прямиком в водозаборную систему Города. Если разрушить фундамент, вода найдет себе дорогу и промоет водоносный пласт, ослабив вероятность заражения. Звучит невероятно, но Инквизитор ухватилась за эту идею, как клещ, впившийся в бычью холку. Я уговорил ее отложить взрыв до завтрашнего дня, но я хочу знать, Оюн - с чего бы промеж тобой и Инквизитором вдруг возникла такая нежная дружба?
- Нельзя разрушать башню! - взвилась Тая Тычик. - Нельзя и все! Без нее все распадется. Она… она как… - от недостатка слов девочка лихорадочно замахала перед собой руками, пытаясь изобразить нечто вроде оси с вращающимися вокруг нее предметами. - Да, словно нитка, на которую нанизывают бусы. Без нее все разлетится и раскатится по углам! Она - как коробочка с секретом, коробочка с надеждой! Оюн, зачем ты все рассказал этой женщине?
Бурах скептически глянул на девочку. Говорят, у Таи есть талант к Видениям, но как прикажете взрослым людям понимать восьмилетнюю провидицу, которая не в ладах с языком? И по этой причине не может растолковать свои мысли - многогранные и пестрые, как переливающиеся стекла калейдоскопа, и туманные, как всякое предсказание.
- Каины возвели себе игрушку до небес и отравили нашу воду, - возмущение Таи ничуть не задело Старейшину. - Пусть у Инквизитора сердце из стали и она чужая нам, однако она совершит то, за что возьмется. Я поговорил с ней, да. Она выслушала и согласилась. Мы должны что-то делать, Тая, а не просто сидеть в пустых цехах и трястись в ожидании завтрашнего дня. Если река и воздух станут чистыми, болезнь уйдет. Мы вырастим новых быков. Фабрика снова начнет работать.
- Но башня… - в отчаянии начала Тая.
- Гори он огнем, этот Многогранник! - рявкнул в ответ Старейшина. - Никакого с него проку! Капелла Ольгимская заморочила вам головы пустыми сказками, вы и поверили! Башня Каиных - просто никчемная хоромина.
- Неправда! - девочка топнула ножкой и гневно уставилась на гаруспика: - Скажите ему, это неправда!
- Понятия не имею, милая, но Многогранник, если верить картам, и впрямь воткнут в водоносный пласт, - уклонился от роли третейского судьи Бурах. - Тая, раз тебе так дорога эта башня, помоги мне. Наши с Рубином попытки изготовить панацею или вакцину закончились полным провалом. Нам чего-то недостает. Если к завтрашнему дню я отыщу недостающий компонент и убедительно докажу его действенность - Карающий Бич оставит Башню в покое.
- А ежли этой панацеи вовсе не может быть? - озадачился Оюн. - Вы со Стахом вон какие умники, сколько бьетесь - а ничего у вас не выходит.
- Теоретически она должна существовать, - Бурах всю ночь возился с перегонным кубом и останками тел неудачливых дружинников, ему хотелось спать, под веки словно песка насыпали, но долг требовал оставаться на ногах. - Нам удалось выделить малую порцию вакцины, купировавшей Песчанку на первой стадии… - он сообразил, что собеседники не понимают его, попытался высказаться попроще: - Лекарство, помогавшее тем, кто только-только подхватил болезнь. Правда, его действия хватало ненадолго - им становилось лучше, но потом Чума все равно брала верх. Значит, мы пошли по верному пути, но где-то свернули на окольную тропку. И теперь блуждаем вокруг да около… Помогите мне, - он подавил чудовищный зевок, раздиравший челюсти. - Я многому научился в Университете, но этого недостаточно. Я не знаю этой земли. Не ведаю ее тайн. Я пытаюсь, и Рубин пытается тоже, но… это все не то. Город умирает, времени все меньше и меньше.
Тая, успокоившись, взяла одного из игрушечных бычков, покрутила в руках. Вздохнув, спросила:
- Есть ножик? Маленький.
Бурах порылся в карманах куртки, отыскал складной перочинный ножик и сунул Тае. Под удивленными взглядами менху и Старейшины девочка перевернула бычка кверху брюхом. Пошептала, раскрыла нож и аккуратно разрезала суровые нитки, прошивавшие живот игрушки. Наружу полезла солома и клочки ваты. Тая сунула пальцы в прореху, вытащила длинную склянку. Приглядевшись, Артемий опознал пузырек из-под дешевых духов - такие обычно покупали в галантерейных лавках фабричные девушки и небогатые горожанки.
Склянка до самой пробки с фальшивой позолотой была заполнена темно-красной густой жидкостью.
- Держи, - Тая вручила одолженный нож и пузырек менху. - Добавь в зелье.
- А что это, собственно? - Бурах поболтал пузырьком перед глазами, следя за скоростью стекания потеков. Отвинтил крышку, вдохнул характерный резковатый запах. Странно. Уже после суточного хранения в столь неподходящем контейнере кровь должна свертываться и дурно припахивать. Но эта - свежая. Словно только что выпущенная из жил человека или животного.
- Кровь быка, - Тая извлекла катушку ниток с воткнутой в нее иголкой.
- Тая, милая, я могу влить кровь в препарат, но это ровным счетом ничего не даст, - гаруспик ощутил приступ острой головной боли при одной мысли о том, как он попытается объяснить ребенку невозможность синтеза панацеи из человечьей и бычьей крови по причине разницы антител и генетического несовпадения. - У быков и людей разный состав крови. Лекарства, которые помогают животному, бесполезны для человека, и наоборот…
- Это не обычная кровь, - отозвалась Тая, не поднимая головы и мелкими старательными стежками зашивая распоротое брюхо игрушки. - Я собрала ее на церемонии. Мы пытались раскрыть быка для Матери Бодхо и умолить ее остановить Язву. Когда еще все только начиналось. Оюн раскрыл особенного быка, он все делал по правилам, но ничего не получилось. Мать не услышала.
- Тая, - мягко и вместе с тем угрожающе окликнул девочку Оюн. Огромные кулаки Старейшины непроизвольно сжались. - Тая, так нельзя поступать. С церемонии ничего нельзя уносить. Это закон Уклада.
- Я и есть закон Уклада, - невозмутимо возразила Тая. - Я знаю, что нужно делать, а ты - нет. Ты служишь Матери, я слушаю ее голос. Не упрекай меня, ты, пошедший на поклон к Инквизитору.
- Тая! - интонации Оюна стали умоляющими. Он переводил хмурый взгляд с девочки, возившейся с тряпочным бычком, на гаруспика, державшего в ладони пузырек искусственного хрусталя. Бураху показалось, Старейшина едва сдерживается, чтобы не броситься на него, отобрать подарок Таи, сохранить какую-то из тайн Уклада в неприкосновенности.
- Решения должны приниматься тремя голосами, - торопливо напомнил он. - Давайте спросим Оспину, что она думает. Где она, кстати? Уже дня два, как ее не видел.
- Я не знаю, - нахмурилась Тая. - Оюн, где Оспина?
- Ушла в Город и с тех пор не возвращалась, - теперь и Старейшина встревожился. - Она могла пойти в Степь, слушать голоса предков.
- Общаться с духами - в такое-то время? - пожал плечами Бурах. - Хотя почему бы и нет. Может, именно сейчас они нас услышат. Попросим Оспину погадать на травах и костях - что нам делать. В общем, я иду ее искать, - он вытащил из кармана кошель с Инструментами, развернул и бережно уложил флакончик рядом с поблескивающими скальпелями. Тая немедля сунулась посмотреть и потрогать, провела пальчиком по ребристой металлической рукояти. Мечтательно вздохнула:
- Красивые. Давай я пойду с тобой, а? Скучно тут сидеть…
- Оюн, ты не против? Как только отыщем Оспину, сразу известим тебя. Как знать, может, она заболела и валяется где-нибудь, - гаруспик вспомнил живого мертвеца у Костного Столба, которому уже было ничем не помочь.
Старейшина кивнул - мол, ступайте.
Дождь закончился, но тучи не рассеялись - висели, выпятив мешковатые сизые животы. Тая бодро прыгала по камешкам мостовой, зажав под мышкой заштопанного бычка, и норовя шлепнуть разношенными ботами по лужице.
- Тая, чем таким особенным отличался тот бык, которого вы принесли Матери Бохдо? - как бы невзначай спросил Бурах, заинтересованный и заинтригованный содержимым флакончика из-под духов.
- Это был аврокс, - отозвалась девочка. - Самый особенный из телят Бос Туроха. Высший бык. Раньше в Степи было много таких, а теперь ни осталось ни одного. Умерли. Кто заболел и издох. Кого раскрыли и съели. Я знала, что кровь должна пригодиться, вот и собрала. Тогда не знала, зачем. Теперь знаю. Для тебя и твоего лекарства, - она попыталась пробежать по качающемуся бревну на детской площадке, упала и захихикала. Детский смех странно и дико звучал в пустом и заброшенном квартале, но Таю это ничуть не беспокоило.
«Авроксы. Порода священных быков, чья родословная и впрямь восходит к Бос Туроху и Босу Нудра. Отличались особо внушительным сложением, черной мастью с белыми крапинами и характерно изогнутыми кривыми рогами. Когда требовалось принять важное, судьбоносное решение, степняки предпочитали раскрывать линии именно высших быков. Благородные Аписы Степи. В молодости я их видел. Они шли по траве, как корабли через океан».
Жилищем Оспине - по совместительству укрытием для всех беглых и нуждающихся в помощи - служил небольшой покосившийся домик на стыке Сырых Застроек и Жильника, выходивший подслеповатыми окнами на пустырь. Теперь там зловеще курились Ямы, а за откосом узкоколейки виднелась ограда кладбища. Тая первой добежала до домика, дернула щелястую дверь - «Открыто!» - и сунулась внутрь, выкликая: «Оспина, это мы! Это Тая, ты где?»
Домик пустовал. Бурах и девочка сунулись во все три комнатушки и на кухню, откинули крышку и спустились в погреб, где воняло давно прокисшей картошкой, а на полках смутно поблескивали стеклянные банки с перебродившими настоями.
- Никого нету, - констатировал Артемий. - Где теперь прикажешь ее искать?
Тая деловито хлопала дверцами кухонных шкафчиков. Отыскала пригоршню орехов, заплесневелую хлебную корку и пустую бутылку из-под молока, сделала вывод:
- Она давно сюда не приходила. Хочешь орешек?
- Давай два, не жадничай, - Бурах раскусил твердый орех, кисловатый на вкус. - Тая, у меня есть предложение. Ты все равно отдала мне эту кровь - так? Давай заглянем в Логово Браги, заложим ингредиенты в куб. Им нужно выстояться на водяной бане часа два, а мы пока пробежимся через Город. Может, Оспина в «Одинокой звезде». Или кто-нибудь видел ее. Она приметная.
Тая догрызла орехи и согласно мотнула головой.
Оспина в самом деле была приметной. Постаревшая и погрузневшая Травяная Невеста, все еще красивая неуловимой и непривычной глазу диковатой красотой степнячек. Злая на язык, деятельная, настойчивая. Водившая дружбу с Ники Ольгимской, и, как подозревал Бурах, давно состоявшая в невенчанном браке с Оюном. Насчет последнего гаруспик мог заблуждаться, но Старейшина и Оспина порой вели себя, как живущие бок о бок супруги - она пилила его, он беззлобно отругивался. Оспина была умна, но странным умом - так в сказках Степи мыслили животные, мудрые, расчетливые, подходившие к миру людей со своей странной, вывернутой наизнанку меркой. Мясники Термитника побаивались Оспину - но шли к ней за советом. Наверное, ее можно было бы назвать одной из городских Хозяек - но Хозяйкой, сосредоточенной только на своих подопечных, работниках скотобоен.
Менху и Тая пролезли сквозь дырку в дощатом заборе, оказавшись на территории опустевших мясоперерабатывающих заводов. Обогнули здание котельной - закопченные стены, высокие серые трубы, окна из множества мелких стекол, намертво заросшие многолетними слоями грязи и паутины. Любопытная Тая упрыгала вперед и остановилась, словно споткнувшись о что-то. Вскрикнула, панически замахала руками. Бурах побежал к ней, топча бурьян, перепрыгивая через наваленные грудой кирпичи и доски.
Оспина лежала на краю заполненной дождевой водой промоины, бессмысленно уставившись в низкое небо.
«Вторая стадия, - Артемию вспомнились попытки мэтра бакалавра классифицировать течение болезни. - Самое начало. Живые ткани отмирают, замещаясь струпом и рассыпающейся песчаной псевдоплотью. Сейчас она без сознания, но спустя четверть часа придет в себя и начнет вопить от боли», - он вытащил из кармана пару прорезиненных перчаток. Натянул, присел рядом, приподнял руку Оспины. Рука бескостно гнулась в любых направлениях, шафранового цвета пальцы свисали, точно переломанные веточки. А вот и созревающий, истекающий желтоватой сукровицей струп - тянется от уха и вниз по шее к предплечью.
- Мы не можем бросить ее здесь! - Тая аж подпрыгивала на месте, теребя игрушечного бычка и взволнованно таращась на гаруспика. - Ведь не можем, да? Ты ей поможешь? Ты ее вылечишь?
- Тая, Песчанка не лечится, - устало напомнил Артемий.
- Но у тебя есть кровь! Ты можешь изготовить лекарство! - девочка почти кричала.
«Что мы теряем, в конце концов…»
- За мной, - Бурах подхватил легкое, почти невесомое тело степнячки, перекинул через плечо. Звякнула связка подвешенных к поясу Оспины бронзовых оберегов в виде крохотных тавро и подков. Голова женщины нелепо упала вперед, стукнув Артемия под ключицу. - Шевели ногами!
- Я бегу, бегу! - пропыхтела девочка.
Обогнув котельную и юркнув в болтавшуюся на одной петле калитку, они выбежали к Логову Браги. Где на оставшихся после постройки колеи к Термитнику просмоленных шпалах рядком, как воробьи на телеграфных проводах, расселись трое подростков. Кукольница Миши, взлохмаченный белобрысый Спичка и его дружок, известный Бураху как Желек. Увидев приближающегося трусцой менху и бегущую следом Таю, они дружно повернули головы и уставились на небывалое явление.
- Тая, ключ от Логова у меня в кармане, - пропыхтел Бурах, поравнявшись с приземистым домиком. - Не в левом, в правом. Отпирай. Эй, вы! Миши! Не удирайте, мне нужна ваша помощь!
- А что такое с Оспиной? - спросил Желек.
- Совсем дурак или как? - одернула его Миши. - Заболела она.
Тая Тычик и пришедший ей на выручку Спичка вдвоем справились с проржавевшим замком и заедающим ключом, отворив тяжелую дверь. Гаруспик сгрузил тело Оспины на обитый жестяным листом разделочный стол, торопливо зажигая все имеющиеся в Логове керосиновые лампы и отдавая распоряжения:
- Желек, разожги огонь в печке. Дрова вон там, в углу. Миши, достань ящик с пробирками, тот, что выкрашен белой краской и с номером пять, только не разбей, ради Матери. Спичка, помоги Желеку. Тая - поддоны, вон там, в углу, волоки сюда. Спирт - вон в той бутылке, чистые тряпки - вон там. Протри их, как можно тщательнее. Миши - штатив, колбы, бутылки с растворами, упаковку с новыми шприцами. Тащите сюда холодильный ящик.
Подростки засуетились, умудряясь не сталкиваться друг с другом в тесноте прозекторской и ничего не разбить. Бурах заранее обмирал в ожидании, что вот-вот раздастся хруст расколотого стекла, ведь лабораторной посуды в его распоряжении было - всего ничего. За неимением лучшего менху частенько использовал обычные бутылки, прокипяченные по нескольку раз и начисто промытые спиртом.
По бетонному полу заскрежетал ящик с двойными стенками, пространство между которыми было забито пакетами хрустящего колотого льда - Бурах выменял их у Грифа. Ящик был тяжеленным, подростки волокли его вчетвером, переругиваясь, толкаясь и наступая друг другу на ноги.
Оспина, не приходя в сознание, застонала - на одной низкой ноте, как сбитое пролетающим поездом и отброшенное в канаву агонизирующее животное. Бурах, поколебавшись, вогнал ей дозу морфия - последнюю ампулу из своих запасов. Да, дети ко всему привычны, они не испугаются криков заживо пожираемого Песчанкой, но ее вопли не позволят ему сосредоточиться.
- Тая, мои тетради. Они вон в том ящике. Все готовы? - четыре пары глаз с любопытством и нетерпением уставились на него, четыре взъерошенные головы кивнули. - Начинаем. Действуем быстро, но осторожно. Пробирки и колбы руками не хватать, они горячие, - Бурах подумал, не раздать ли детям прорезиненные перчатки.
Они развели огонь под перегонным кубом, подпертым чурбачками и кирпичами, и с наложенными на боках железными заплатами, и куб запыхтел, потрескивая. Разлили приготовленные настои и вытяжки по пробиркам, разместили их в держателях над булькающим кипятком водяной бани. И уселись ждать. Гаруспик перелистывал тетради, строя предположения о том, какое количество крови аврокса добавить в каждую из пробирок - он заложил сразу серию опытных препаратов, из тех, что в прошлые эксперименты показали наилучшие результаты. Дети следили за огнем, перешептывались, заворожено таращились на длинную стеклянную трубку змеевика, из носика которой время от времени в подставленную эмалированную кювету падала тяжелая капля экстракта темно-желтого цвета. Когда экстракта набралось в достаточном количестве, его аккуратно слили через воронку в большую бутылку, кажется, из-под коньяка, и добавили по нескольку капель в пробирки с настоями. Артемий извлек флакончик с загадочной несвертывающей кровью, мысленно пожал плечами - все равно ведь не угадаешь - и, ощущая себя средневековым алхимиком, самонадеянно пытающимся вырастить гомункулуса из подручных средств, добавил кровь в образцы, где по одной капле, где по две. Цвет некоторых образцов немедля изменился, других - остался прежним.
Они ждали. Миши поставила на ящик-холодильник нашедшиеся на полке песочные часы и старательно переворачивала их, когда бурый песок пересыпался из одной колбочки в другую. Бурах, яростно скрипя карандашом, записывал условия проводимого опыта - если все пройдет удачно, а он не запротоколирует процесс в мельчайших подробностях, Инквизитор и Данковский его убьют. На совершенно законном основании, за попытку лишить науку важнейших сведений. Спичка, пытаясь разогнать сгустившееся в прозекторской напряжение, начал рассказывать историю, но сбился. Остальные раздраженно шикнули на него. Сейчас было не время для сказок - сейчас они сами пытались сотворить чудо. Чудо, выплавленное из перебродившего раствора науки и легенды.
- Пробуем первую, - наконец распорядился гаруспик. Тая вытащила колбу из держателя, слегка повращала ее, чтобы содержимое растеклось по стенкам и охладилось. Принюхалась к едва заметному дымку над горлышком, чихнула:
- Горько.
Получившийся состав менху набрал в шприц, решив, что десяти кубиков для начала хватит. Стриж ножницами распорол рукав шерстяной хламиды Оспины, открыв тонкую, иссохшую руку. Бурах поискал вену, понял безнадежность своего намерения и вогнал содержимое шприца прямо под начинавшую шелушиться темную кожу, чуть повыше локтя.
Подростки затаили дыхание.
Ничего не случилось.
- Ну да, - умудренным тоном произнесла Миши. - Так не бывает, чтобы сразу. Надо обождать, верно?
- Верно, - согласился с маленькой мастерицей игрушек Бурах. - Не больше десяти минут. Если никакой реакции не будет, попробуем следующую.
- А что должно произойти? - спросила Тая.
Бурах не успел ответить - лежавшая пластом Оспина дернулась, затряслась, часто колотя ногами по столу. Желек и Спичка от неожиданности и испуга шарахнулись назад, свалив тщательно сложенные горкой кюветы - те рассыпались, оглушительно загрохотав.
Последующие секунд десять или двадцать Оспину непрерывно колотило, выгибая дугой, она скребла ногтями по жести стола, широко разевая рот и издавая сиплые вскрики. Гаруспик пытался удержать степнячку от полета на бетонный пол вниз головой. Миши размахивала руками и честила мальчишек, а Тая Тычик, единственный не потерявший самообладания человек, героически спасала забытые над водяной баней пробирки, грозившие вот-вот треснуть от перегрева. Не при делах оставался только игрушечный бычок Таи, таращившийся на суету в прозекторской выпуклыми стеклянными глазами-пуговицами.
Постепенно сумятица улеглась. Оспина пришла в сознание, она все слышала, но отвечать не могла - голосовые связки не слушались, она могла только издавать невнятное сипение и кивать либо отрицательно мотать головой в ответ на расспросы. Бурах смерил ей температуру - чуть выше нормы - и принялся торопливо набирать крови для анализов.
- Она поправилась или нет? - настойчиво дергала менху за рукав ходившая следом Тая.
- Не знаю, - честно признался гаруспик. - Может, у нее ремиссия… в смысле, временное улучшение. Когда мы пытались лечить людей вакциной, такое случалось. Сперва больным вроде бы становилось лучше, а потом Песчанка накидывалась на них с удвоенной силой и они умирали. Часа через три-четыре смогу сказать точнее.
В чудесное исцеление Артемию не верилось. Оставалось только предположить, что добавленная кровь особенного быка и впрямь содержала в себе некие загадочные компоненты, запускавшие механизм усиленной выработки защитных антител в человеческом организме.
Подростки уверились, что Бурах совершил чудо, и норовили украдкой прикоснуться к неподвижно лежавшей Оспине. Дай им волю, они бы наверняка потыкали в нее палочкой. Спичка и Желек бродили по прозекторской, рассматривая импровизированную лабораторию и всюду суя свои любопытные носы. Когда они открыли холодильный ящик, чтобы поглядеть на хранившиеся там человеческие органы, Артемий решил, что больше мальчишкам тут делать нечего. Миши хотя бы вела себя спокойно.
- Парни, есть дело. Проводите Таю в Термитник. Тая, расскажи Оюну, что видела - пусть берет ноги в руки и немедля сюда. Мне бы хотелось потолковать с ним.
Тая не стала спорить. Маленькая хранительница Уклада вместе с мальчишками вышла из Логова Браги, до менху донеслись их голоса, оживленно обсуждавшие возвращение Оспины к жизни - и тут же они заголосили наперебой, зовя гаруспика и Миши наружу:
- Пожар, там пожар, бегите скорей, в Городе пожар!..
Горело в Сердечнике. Горело сильно, с клубами обильного черного дыма, подсвеченного изнутри оранжевыми всполохами. Густой жирный дым колонной поднимался к сизым облакам, растекаясь плоской тучей. Стриж и Миши немедля заспорили о том, что может так яростно полыхать.
- Знаете, - встрял Спичка, - вот вы хоть что думайте, а я считаю - Театр загорелся.
- В смысле, госпиталь? - поправила его Тая. Испуганно осеклась и взглянула на менху: - Но этого же не может быть? Там ведь должны быть бочки с водой и с песком. Актеры всегда опасаются пожаров, я сама слышала. Там же много дерева. И старой ткани. И там же люди. Из окрестных кварталов, кто еще оставался здоров или только-только заболел…
- Сходи за Старейшиной, - ответил ей Бурах. - И будьте осторожны, ладно?
Глава 15.
Оглавление.
Небо отворачивается от земли, Мать Бодхо больше не защищает своих детей.
До прихода Чумы три соседствующих квартала - Кожевенники, Дубильщики и Жильники - были весьма неплохим местом. Несколько однообразные, но аккуратные и приятные взгляду казенные дома для работников заводов Ольгимских. Дворики и палисадники, где летом хлопали развешенные на веревках белые и полосатые простыни. Школа, детские площадки с нежно поскрипывающими качелями на цепи. Лавки, магазинчики, мастерские, трактиры и кафе. Фабрики процветали, и жизнь в городке была не так уж плоха. Скучна и размеренна, как во всяком провинциальном городе, но у большинства обывателей имелась крыша над головой, небольшой вклад в местном банке и уверенность в завтрашнем дне. На скамейках сидели старики, дымили трубками, вспоминая минувшие деньки. Здесь, на открытой террасе, долгими летними вечерами устраивались танцы под аккордеон и скрипку. Играли дети. По набережным гуляли влюбленные парочки. Здесь была жизнь - какая ни есть, но жизнь.
Обычный город, каких полно на карте страны.
Обычный захолустный городишко, окруженный Степью. Степью, испокон веков существовавшей по своим собственным законам, не всегда понятным и разумным. Уроженцы Степи куда лучше разбирались в интонациях мычаний быков и коров, чем в человеческой речи, читая судьбу по звездам и косточкам нерожденных телят. В медных котлах выпаривали и перегоняли твирь - дымную, пепельную, подснежную и кровавую - получая настой, позволявший видеть незримое и разгадывать тайный смысл узора переплетенных линий. Линий судьбы на человеческой ладони, паутины троп в Степи и линий кровяных жил во внутренностях быка.
читать дальшеБурах прошел в стоявшие нараспашку ворота Долгого корпуса Термитника. Его шаги гулко разносились по пустынным, обезлюдевшим цехам. Все остановилось, все замерло: балки с крючьями для разделки туш, вагонетки и тележки. Громыхающие стопки цинковых поддонов, бегущие резиновые ленты подносчиков на роликах, автоматические ножи и зубчатые колеса. Рычаги, цепи, клетки, загоны, кормушки. Бетонный пол с углублениями для стока нечистот, решетки лязгают под ногами. Впитавшийся в железо и камень запах пролитой крови, настолько ощутимый, что его можно резать ножом - он тугой и вязкий, густо-коричневого цвета свернувшейся крови.
После того, как Инквизитор распорядилась отомкнуть ворота боен и вынести трупы, уцелевшие рабочие вместе с семьями перебрались на второй ярус Термитника, в Короткий корпус, попытавшись превратить разделочные цеха в нечто, пригодное для жилья. Люди и посейчас оставались здесь, им было больше некуда идти, большинство лишилось своих домов в Факельную Ночь. Гаруспика провожали взгляды - настороженные, испуганные, полные смятения и робкой надежды. Покачивались развешанные то там, то здесь керосиновые лампы-«молнии», отбрасывая длинные, бесформенные тени, мечущиеся по стенам.
Старейшина Уклада Оюн и его подопечная обитали в бывшей комнате старших смены. Дверь отсутствовала, и когда Бурах откинул занавешивавшую проем мешковину, он обнаружил вполне мирную картину: Оюна, сидевшего на провисшей парусиновой койке, и игравшую на замызганном полу девочку. Девочке на вид было лет семь, у нее светло-каштановые локоны, круглая симпатичная мордашка и яркие блестящие глаза. Она до смешного походила на прелестную куклу, по прихоти мастера игрушек наряженную не в нарядное платье с кружевами и лентами, но в растянутый вязаный свитер с чужого плеча и мальчишеские шаровары. Игрушками ей служили головастые и пучеглазые уродцы, сшитые руками Миши, несколько бычков из лоскутов кожи и меха, и неведомо как угодившая в Термитник кукольная коляска из дорогого магазина. В данный миг девочка безуспешно пыталась с помощью обрывков ленточек запрячь в коляску бычка.
- День добрый, Тая, - поприветствовал девочку Бурах. - Мое почтение Старейшине.
Тая Тычик, дочка не пережившего Факельной Ночи управляющего бойнями Герберта Тычика, вскинула голову, улыбнувшись менху - жизнерадостно и светло, точно в глухой ночи вспыхнул гостеприимный огонек.
- Где ты был? - немедля пожелала узнать она. - Видел ли что-нибудь интересное?
- Инквизитор обвенчала с Конопляной Тетушкой коменданта и старшего Ольгимского, - Артемий привык к тому, что детей Уклада не запугать и не удивить ничем. Тая пережила заточение в Термитнике, смерть стала для нее привычной и будничной. - А еще она намерена взорвать Многогранник. Это мудрый совет ей подал никто иной, как Старейшина. С какой радости?
- Она собирается взорвать Многогранник? - переспросил Оюн. Слова он произносил медленно, словно обдумывая тайный смысл каждой прозвучавшей буквы, отчего складывалось ошибочное впечатление о туповатости Старейшины. Усиливалось впечатление его внешним видом - кряжистый здоровяк средних лет, лобастый и широкогрудый, неуловимо похожий на породистого быка, сильного, но туго соображающего. Покатые плечи и могучие руки выдавали в нем человека, способного без труда сломать подкову или свернуть шею врагу. Оюн носил поношенную куртку с сохранившимся на спине набивным трафаретом «Фабрика Ольгимских» и бычьей головой, порыжевшие от старости кожаные бриджи и высокие охотничьи сапоги.
Оюн, маленькая Тая и угрюмая степнячка Оспина - три этих человека олицетворяли Уклад Степи. Оюн и Оспина вот уже лет десять были предстоятелями и хранителями, затем к ним присоединилась Тая. Ее избрали среди множества детей фабричных рабочих, руководствуясь невесть какими критериями, и сделали маленькой некоронованной принцессой Термитника. Ребенком, которого изо всех сил старались сберечь, накормить, обогреть. И чье маленькое сердечко было готово в ответ полюбить весь мир.
- Да. В подтверждение того, как деятельно она исполняет свою миссию, - Бурах подвинул к себе расшатанный табурет и уселся. - Ты навел ее на мысль сопоставить геодезическую карту Города и чертежи Многогранника. Она полагает, что фундамент башни, как пробка, запер водоносные слои под Горхоном. Там скапливается заразная кровь, несомая течением со скотобоен, и отправляется прямиком в водозаборную систему Города. Если разрушить фундамент, вода найдет себе дорогу и промоет водоносный пласт, ослабив вероятность заражения. Звучит невероятно, но Инквизитор ухватилась за эту идею, как клещ, впившийся в бычью холку. Я уговорил ее отложить взрыв до завтрашнего дня, но я хочу знать, Оюн - с чего бы промеж тобой и Инквизитором вдруг возникла такая нежная дружба?
- Нельзя разрушать башню! - взвилась Тая Тычик. - Нельзя и все! Без нее все распадется. Она… она как… - от недостатка слов девочка лихорадочно замахала перед собой руками, пытаясь изобразить нечто вроде оси с вращающимися вокруг нее предметами. - Да, словно нитка, на которую нанизывают бусы. Без нее все разлетится и раскатится по углам! Она - как коробочка с секретом, коробочка с надеждой! Оюн, зачем ты все рассказал этой женщине?
Бурах скептически глянул на девочку. Говорят, у Таи есть талант к Видениям, но как прикажете взрослым людям понимать восьмилетнюю провидицу, которая не в ладах с языком? И по этой причине не может растолковать свои мысли - многогранные и пестрые, как переливающиеся стекла калейдоскопа, и туманные, как всякое предсказание.
- Каины возвели себе игрушку до небес и отравили нашу воду, - возмущение Таи ничуть не задело Старейшину. - Пусть у Инквизитора сердце из стали и она чужая нам, однако она совершит то, за что возьмется. Я поговорил с ней, да. Она выслушала и согласилась. Мы должны что-то делать, Тая, а не просто сидеть в пустых цехах и трястись в ожидании завтрашнего дня. Если река и воздух станут чистыми, болезнь уйдет. Мы вырастим новых быков. Фабрика снова начнет работать.
- Но башня… - в отчаянии начала Тая.
- Гори он огнем, этот Многогранник! - рявкнул в ответ Старейшина. - Никакого с него проку! Капелла Ольгимская заморочила вам головы пустыми сказками, вы и поверили! Башня Каиных - просто никчемная хоромина.
- Неправда! - девочка топнула ножкой и гневно уставилась на гаруспика: - Скажите ему, это неправда!
- Понятия не имею, милая, но Многогранник, если верить картам, и впрямь воткнут в водоносный пласт, - уклонился от роли третейского судьи Бурах. - Тая, раз тебе так дорога эта башня, помоги мне. Наши с Рубином попытки изготовить панацею или вакцину закончились полным провалом. Нам чего-то недостает. Если к завтрашнему дню я отыщу недостающий компонент и убедительно докажу его действенность - Карающий Бич оставит Башню в покое.
- А ежли этой панацеи вовсе не может быть? - озадачился Оюн. - Вы со Стахом вон какие умники, сколько бьетесь - а ничего у вас не выходит.
- Теоретически она должна существовать, - Бурах всю ночь возился с перегонным кубом и останками тел неудачливых дружинников, ему хотелось спать, под веки словно песка насыпали, но долг требовал оставаться на ногах. - Нам удалось выделить малую порцию вакцины, купировавшей Песчанку на первой стадии… - он сообразил, что собеседники не понимают его, попытался высказаться попроще: - Лекарство, помогавшее тем, кто только-только подхватил болезнь. Правда, его действия хватало ненадолго - им становилось лучше, но потом Чума все равно брала верх. Значит, мы пошли по верному пути, но где-то свернули на окольную тропку. И теперь блуждаем вокруг да около… Помогите мне, - он подавил чудовищный зевок, раздиравший челюсти. - Я многому научился в Университете, но этого недостаточно. Я не знаю этой земли. Не ведаю ее тайн. Я пытаюсь, и Рубин пытается тоже, но… это все не то. Город умирает, времени все меньше и меньше.
Тая, успокоившись, взяла одного из игрушечных бычков, покрутила в руках. Вздохнув, спросила:
- Есть ножик? Маленький.
Бурах порылся в карманах куртки, отыскал складной перочинный ножик и сунул Тае. Под удивленными взглядами менху и Старейшины девочка перевернула бычка кверху брюхом. Пошептала, раскрыла нож и аккуратно разрезала суровые нитки, прошивавшие живот игрушки. Наружу полезла солома и клочки ваты. Тая сунула пальцы в прореху, вытащила длинную склянку. Приглядевшись, Артемий опознал пузырек из-под дешевых духов - такие обычно покупали в галантерейных лавках фабричные девушки и небогатые горожанки.
Склянка до самой пробки с фальшивой позолотой была заполнена темно-красной густой жидкостью.
- Держи, - Тая вручила одолженный нож и пузырек менху. - Добавь в зелье.
- А что это, собственно? - Бурах поболтал пузырьком перед глазами, следя за скоростью стекания потеков. Отвинтил крышку, вдохнул характерный резковатый запах. Странно. Уже после суточного хранения в столь неподходящем контейнере кровь должна свертываться и дурно припахивать. Но эта - свежая. Словно только что выпущенная из жил человека или животного.
- Кровь быка, - Тая извлекла катушку ниток с воткнутой в нее иголкой.
- Тая, милая, я могу влить кровь в препарат, но это ровным счетом ничего не даст, - гаруспик ощутил приступ острой головной боли при одной мысли о том, как он попытается объяснить ребенку невозможность синтеза панацеи из человечьей и бычьей крови по причине разницы антител и генетического несовпадения. - У быков и людей разный состав крови. Лекарства, которые помогают животному, бесполезны для человека, и наоборот…
- Это не обычная кровь, - отозвалась Тая, не поднимая головы и мелкими старательными стежками зашивая распоротое брюхо игрушки. - Я собрала ее на церемонии. Мы пытались раскрыть быка для Матери Бодхо и умолить ее остановить Язву. Когда еще все только начиналось. Оюн раскрыл особенного быка, он все делал по правилам, но ничего не получилось. Мать не услышала.
- Тая, - мягко и вместе с тем угрожающе окликнул девочку Оюн. Огромные кулаки Старейшины непроизвольно сжались. - Тая, так нельзя поступать. С церемонии ничего нельзя уносить. Это закон Уклада.
- Я и есть закон Уклада, - невозмутимо возразила Тая. - Я знаю, что нужно делать, а ты - нет. Ты служишь Матери, я слушаю ее голос. Не упрекай меня, ты, пошедший на поклон к Инквизитору.
- Тая! - интонации Оюна стали умоляющими. Он переводил хмурый взгляд с девочки, возившейся с тряпочным бычком, на гаруспика, державшего в ладони пузырек искусственного хрусталя. Бураху показалось, Старейшина едва сдерживается, чтобы не броситься на него, отобрать подарок Таи, сохранить какую-то из тайн Уклада в неприкосновенности.
- Решения должны приниматься тремя голосами, - торопливо напомнил он. - Давайте спросим Оспину, что она думает. Где она, кстати? Уже дня два, как ее не видел.
- Я не знаю, - нахмурилась Тая. - Оюн, где Оспина?
- Ушла в Город и с тех пор не возвращалась, - теперь и Старейшина встревожился. - Она могла пойти в Степь, слушать голоса предков.
- Общаться с духами - в такое-то время? - пожал плечами Бурах. - Хотя почему бы и нет. Может, именно сейчас они нас услышат. Попросим Оспину погадать на травах и костях - что нам делать. В общем, я иду ее искать, - он вытащил из кармана кошель с Инструментами, развернул и бережно уложил флакончик рядом с поблескивающими скальпелями. Тая немедля сунулась посмотреть и потрогать, провела пальчиком по ребристой металлической рукояти. Мечтательно вздохнула:
- Красивые. Давай я пойду с тобой, а? Скучно тут сидеть…
- Оюн, ты не против? Как только отыщем Оспину, сразу известим тебя. Как знать, может, она заболела и валяется где-нибудь, - гаруспик вспомнил живого мертвеца у Костного Столба, которому уже было ничем не помочь.
Старейшина кивнул - мол, ступайте.
Дождь закончился, но тучи не рассеялись - висели, выпятив мешковатые сизые животы. Тая бодро прыгала по камешкам мостовой, зажав под мышкой заштопанного бычка, и норовя шлепнуть разношенными ботами по лужице.
- Тая, чем таким особенным отличался тот бык, которого вы принесли Матери Бохдо? - как бы невзначай спросил Бурах, заинтересованный и заинтригованный содержимым флакончика из-под духов.
- Это был аврокс, - отозвалась девочка. - Самый особенный из телят Бос Туроха. Высший бык. Раньше в Степи было много таких, а теперь ни осталось ни одного. Умерли. Кто заболел и издох. Кого раскрыли и съели. Я знала, что кровь должна пригодиться, вот и собрала. Тогда не знала, зачем. Теперь знаю. Для тебя и твоего лекарства, - она попыталась пробежать по качающемуся бревну на детской площадке, упала и захихикала. Детский смех странно и дико звучал в пустом и заброшенном квартале, но Таю это ничуть не беспокоило.
«Авроксы. Порода священных быков, чья родословная и впрямь восходит к Бос Туроху и Босу Нудра. Отличались особо внушительным сложением, черной мастью с белыми крапинами и характерно изогнутыми кривыми рогами. Когда требовалось принять важное, судьбоносное решение, степняки предпочитали раскрывать линии именно высших быков. Благородные Аписы Степи. В молодости я их видел. Они шли по траве, как корабли через океан».
Жилищем Оспине - по совместительству укрытием для всех беглых и нуждающихся в помощи - служил небольшой покосившийся домик на стыке Сырых Застроек и Жильника, выходивший подслеповатыми окнами на пустырь. Теперь там зловеще курились Ямы, а за откосом узкоколейки виднелась ограда кладбища. Тая первой добежала до домика, дернула щелястую дверь - «Открыто!» - и сунулась внутрь, выкликая: «Оспина, это мы! Это Тая, ты где?»
Домик пустовал. Бурах и девочка сунулись во все три комнатушки и на кухню, откинули крышку и спустились в погреб, где воняло давно прокисшей картошкой, а на полках смутно поблескивали стеклянные банки с перебродившими настоями.
- Никого нету, - констатировал Артемий. - Где теперь прикажешь ее искать?
Тая деловито хлопала дверцами кухонных шкафчиков. Отыскала пригоршню орехов, заплесневелую хлебную корку и пустую бутылку из-под молока, сделала вывод:
- Она давно сюда не приходила. Хочешь орешек?
- Давай два, не жадничай, - Бурах раскусил твердый орех, кисловатый на вкус. - Тая, у меня есть предложение. Ты все равно отдала мне эту кровь - так? Давай заглянем в Логово Браги, заложим ингредиенты в куб. Им нужно выстояться на водяной бане часа два, а мы пока пробежимся через Город. Может, Оспина в «Одинокой звезде». Или кто-нибудь видел ее. Она приметная.
Тая догрызла орехи и согласно мотнула головой.
Оспина в самом деле была приметной. Постаревшая и погрузневшая Травяная Невеста, все еще красивая неуловимой и непривычной глазу диковатой красотой степнячек. Злая на язык, деятельная, настойчивая. Водившая дружбу с Ники Ольгимской, и, как подозревал Бурах, давно состоявшая в невенчанном браке с Оюном. Насчет последнего гаруспик мог заблуждаться, но Старейшина и Оспина порой вели себя, как живущие бок о бок супруги - она пилила его, он беззлобно отругивался. Оспина была умна, но странным умом - так в сказках Степи мыслили животные, мудрые, расчетливые, подходившие к миру людей со своей странной, вывернутой наизнанку меркой. Мясники Термитника побаивались Оспину - но шли к ней за советом. Наверное, ее можно было бы назвать одной из городских Хозяек - но Хозяйкой, сосредоточенной только на своих подопечных, работниках скотобоен.
Менху и Тая пролезли сквозь дырку в дощатом заборе, оказавшись на территории опустевших мясоперерабатывающих заводов. Обогнули здание котельной - закопченные стены, высокие серые трубы, окна из множества мелких стекол, намертво заросшие многолетними слоями грязи и паутины. Любопытная Тая упрыгала вперед и остановилась, словно споткнувшись о что-то. Вскрикнула, панически замахала руками. Бурах побежал к ней, топча бурьян, перепрыгивая через наваленные грудой кирпичи и доски.
Оспина лежала на краю заполненной дождевой водой промоины, бессмысленно уставившись в низкое небо.
«Вторая стадия, - Артемию вспомнились попытки мэтра бакалавра классифицировать течение болезни. - Самое начало. Живые ткани отмирают, замещаясь струпом и рассыпающейся песчаной псевдоплотью. Сейчас она без сознания, но спустя четверть часа придет в себя и начнет вопить от боли», - он вытащил из кармана пару прорезиненных перчаток. Натянул, присел рядом, приподнял руку Оспины. Рука бескостно гнулась в любых направлениях, шафранового цвета пальцы свисали, точно переломанные веточки. А вот и созревающий, истекающий желтоватой сукровицей струп - тянется от уха и вниз по шее к предплечью.
- Мы не можем бросить ее здесь! - Тая аж подпрыгивала на месте, теребя игрушечного бычка и взволнованно таращась на гаруспика. - Ведь не можем, да? Ты ей поможешь? Ты ее вылечишь?
- Тая, Песчанка не лечится, - устало напомнил Артемий.
- Но у тебя есть кровь! Ты можешь изготовить лекарство! - девочка почти кричала.
«Что мы теряем, в конце концов…»
- За мной, - Бурах подхватил легкое, почти невесомое тело степнячки, перекинул через плечо. Звякнула связка подвешенных к поясу Оспины бронзовых оберегов в виде крохотных тавро и подков. Голова женщины нелепо упала вперед, стукнув Артемия под ключицу. - Шевели ногами!
- Я бегу, бегу! - пропыхтела девочка.
Обогнув котельную и юркнув в болтавшуюся на одной петле калитку, они выбежали к Логову Браги. Где на оставшихся после постройки колеи к Термитнику просмоленных шпалах рядком, как воробьи на телеграфных проводах, расселись трое подростков. Кукольница Миши, взлохмаченный белобрысый Спичка и его дружок, известный Бураху как Желек. Увидев приближающегося трусцой менху и бегущую следом Таю, они дружно повернули головы и уставились на небывалое явление.
- Тая, ключ от Логова у меня в кармане, - пропыхтел Бурах, поравнявшись с приземистым домиком. - Не в левом, в правом. Отпирай. Эй, вы! Миши! Не удирайте, мне нужна ваша помощь!
- А что такое с Оспиной? - спросил Желек.
- Совсем дурак или как? - одернула его Миши. - Заболела она.
Тая Тычик и пришедший ей на выручку Спичка вдвоем справились с проржавевшим замком и заедающим ключом, отворив тяжелую дверь. Гаруспик сгрузил тело Оспины на обитый жестяным листом разделочный стол, торопливо зажигая все имеющиеся в Логове керосиновые лампы и отдавая распоряжения:
- Желек, разожги огонь в печке. Дрова вон там, в углу. Миши, достань ящик с пробирками, тот, что выкрашен белой краской и с номером пять, только не разбей, ради Матери. Спичка, помоги Желеку. Тая - поддоны, вон там, в углу, волоки сюда. Спирт - вон в той бутылке, чистые тряпки - вон там. Протри их, как можно тщательнее. Миши - штатив, колбы, бутылки с растворами, упаковку с новыми шприцами. Тащите сюда холодильный ящик.
Подростки засуетились, умудряясь не сталкиваться друг с другом в тесноте прозекторской и ничего не разбить. Бурах заранее обмирал в ожидании, что вот-вот раздастся хруст расколотого стекла, ведь лабораторной посуды в его распоряжении было - всего ничего. За неимением лучшего менху частенько использовал обычные бутылки, прокипяченные по нескольку раз и начисто промытые спиртом.
По бетонному полу заскрежетал ящик с двойными стенками, пространство между которыми было забито пакетами хрустящего колотого льда - Бурах выменял их у Грифа. Ящик был тяжеленным, подростки волокли его вчетвером, переругиваясь, толкаясь и наступая друг другу на ноги.
Оспина, не приходя в сознание, застонала - на одной низкой ноте, как сбитое пролетающим поездом и отброшенное в канаву агонизирующее животное. Бурах, поколебавшись, вогнал ей дозу морфия - последнюю ампулу из своих запасов. Да, дети ко всему привычны, они не испугаются криков заживо пожираемого Песчанкой, но ее вопли не позволят ему сосредоточиться.
- Тая, мои тетради. Они вон в том ящике. Все готовы? - четыре пары глаз с любопытством и нетерпением уставились на него, четыре взъерошенные головы кивнули. - Начинаем. Действуем быстро, но осторожно. Пробирки и колбы руками не хватать, они горячие, - Бурах подумал, не раздать ли детям прорезиненные перчатки.
Они развели огонь под перегонным кубом, подпертым чурбачками и кирпичами, и с наложенными на боках железными заплатами, и куб запыхтел, потрескивая. Разлили приготовленные настои и вытяжки по пробиркам, разместили их в держателях над булькающим кипятком водяной бани. И уселись ждать. Гаруспик перелистывал тетради, строя предположения о том, какое количество крови аврокса добавить в каждую из пробирок - он заложил сразу серию опытных препаратов, из тех, что в прошлые эксперименты показали наилучшие результаты. Дети следили за огнем, перешептывались, заворожено таращились на длинную стеклянную трубку змеевика, из носика которой время от времени в подставленную эмалированную кювету падала тяжелая капля экстракта темно-желтого цвета. Когда экстракта набралось в достаточном количестве, его аккуратно слили через воронку в большую бутылку, кажется, из-под коньяка, и добавили по нескольку капель в пробирки с настоями. Артемий извлек флакончик с загадочной несвертывающей кровью, мысленно пожал плечами - все равно ведь не угадаешь - и, ощущая себя средневековым алхимиком, самонадеянно пытающимся вырастить гомункулуса из подручных средств, добавил кровь в образцы, где по одной капле, где по две. Цвет некоторых образцов немедля изменился, других - остался прежним.
Они ждали. Миши поставила на ящик-холодильник нашедшиеся на полке песочные часы и старательно переворачивала их, когда бурый песок пересыпался из одной колбочки в другую. Бурах, яростно скрипя карандашом, записывал условия проводимого опыта - если все пройдет удачно, а он не запротоколирует процесс в мельчайших подробностях, Инквизитор и Данковский его убьют. На совершенно законном основании, за попытку лишить науку важнейших сведений. Спичка, пытаясь разогнать сгустившееся в прозекторской напряжение, начал рассказывать историю, но сбился. Остальные раздраженно шикнули на него. Сейчас было не время для сказок - сейчас они сами пытались сотворить чудо. Чудо, выплавленное из перебродившего раствора науки и легенды.
- Пробуем первую, - наконец распорядился гаруспик. Тая вытащила колбу из держателя, слегка повращала ее, чтобы содержимое растеклось по стенкам и охладилось. Принюхалась к едва заметному дымку над горлышком, чихнула:
- Горько.
Получившийся состав менху набрал в шприц, решив, что десяти кубиков для начала хватит. Стриж ножницами распорол рукав шерстяной хламиды Оспины, открыв тонкую, иссохшую руку. Бурах поискал вену, понял безнадежность своего намерения и вогнал содержимое шприца прямо под начинавшую шелушиться темную кожу, чуть повыше локтя.
Подростки затаили дыхание.
Ничего не случилось.
- Ну да, - умудренным тоном произнесла Миши. - Так не бывает, чтобы сразу. Надо обождать, верно?
- Верно, - согласился с маленькой мастерицей игрушек Бурах. - Не больше десяти минут. Если никакой реакции не будет, попробуем следующую.
- А что должно произойти? - спросила Тая.
Бурах не успел ответить - лежавшая пластом Оспина дернулась, затряслась, часто колотя ногами по столу. Желек и Спичка от неожиданности и испуга шарахнулись назад, свалив тщательно сложенные горкой кюветы - те рассыпались, оглушительно загрохотав.
Последующие секунд десять или двадцать Оспину непрерывно колотило, выгибая дугой, она скребла ногтями по жести стола, широко разевая рот и издавая сиплые вскрики. Гаруспик пытался удержать степнячку от полета на бетонный пол вниз головой. Миши размахивала руками и честила мальчишек, а Тая Тычик, единственный не потерявший самообладания человек, героически спасала забытые над водяной баней пробирки, грозившие вот-вот треснуть от перегрева. Не при делах оставался только игрушечный бычок Таи, таращившийся на суету в прозекторской выпуклыми стеклянными глазами-пуговицами.
Постепенно сумятица улеглась. Оспина пришла в сознание, она все слышала, но отвечать не могла - голосовые связки не слушались, она могла только издавать невнятное сипение и кивать либо отрицательно мотать головой в ответ на расспросы. Бурах смерил ей температуру - чуть выше нормы - и принялся торопливо набирать крови для анализов.
- Она поправилась или нет? - настойчиво дергала менху за рукав ходившая следом Тая.
- Не знаю, - честно признался гаруспик. - Может, у нее ремиссия… в смысле, временное улучшение. Когда мы пытались лечить людей вакциной, такое случалось. Сперва больным вроде бы становилось лучше, а потом Песчанка накидывалась на них с удвоенной силой и они умирали. Часа через три-четыре смогу сказать точнее.
В чудесное исцеление Артемию не верилось. Оставалось только предположить, что добавленная кровь особенного быка и впрямь содержала в себе некие загадочные компоненты, запускавшие механизм усиленной выработки защитных антител в человеческом организме.
Подростки уверились, что Бурах совершил чудо, и норовили украдкой прикоснуться к неподвижно лежавшей Оспине. Дай им волю, они бы наверняка потыкали в нее палочкой. Спичка и Желек бродили по прозекторской, рассматривая импровизированную лабораторию и всюду суя свои любопытные носы. Когда они открыли холодильный ящик, чтобы поглядеть на хранившиеся там человеческие органы, Артемий решил, что больше мальчишкам тут делать нечего. Миши хотя бы вела себя спокойно.
- Парни, есть дело. Проводите Таю в Термитник. Тая, расскажи Оюну, что видела - пусть берет ноги в руки и немедля сюда. Мне бы хотелось потолковать с ним.
Тая не стала спорить. Маленькая хранительница Уклада вместе с мальчишками вышла из Логова Браги, до менху донеслись их голоса, оживленно обсуждавшие возвращение Оспины к жизни - и тут же они заголосили наперебой, зовя гаруспика и Миши наружу:
- Пожар, там пожар, бегите скорей, в Городе пожар!..
Горело в Сердечнике. Горело сильно, с клубами обильного черного дыма, подсвеченного изнутри оранжевыми всполохами. Густой жирный дым колонной поднимался к сизым облакам, растекаясь плоской тучей. Стриж и Миши немедля заспорили о том, что может так яростно полыхать.
- Знаете, - встрял Спичка, - вот вы хоть что думайте, а я считаю - Театр загорелся.
- В смысле, госпиталь? - поправила его Тая. Испуганно осеклась и взглянула на менху: - Но этого же не может быть? Там ведь должны быть бочки с водой и с песком. Актеры всегда опасаются пожаров, я сама слышала. Там же много дерева. И старой ткани. И там же люди. Из окрестных кварталов, кто еще оставался здоров или только-только заболел…
- Сходи за Старейшиной, - ответил ей Бурах. - И будьте осторожны, ладно?
Глава 15.
Оглавление.
@темы: фанфики
-
-
29.02.2024 в 12:03Посетите также мою страничку
gmcguire.digital.uic.edu/mediawiki/index.php?ti... уведомить налоговую об открытии счета в иностранном банке госуслуги
33490-+